Извинительная чара – это изобретение имперских любителей застолья, дабы снимать вольную или невольную провинность за опоздание, причем с обеих сторон – и опоздавших, и преждевременно начавших: Кавотя наливает в гостевой кубок дорогое желтое вино, на три четверти его заполняя, а ведь кубок не мал: десять таких кубков составляют полную тройную пядь! – и я подношу его одному из опоздавших. Он пьет до дна, а мы с Кавотей готовим тем временем второй, точно такой же… потом третий… Последний, самый почетный кубок, я подношу наиважнейшему человеку в этой деревне, старосте-кузнецу, который, кстати говоря, носит простое и изысканное имя: Боро Кувалда. Ох, и здоров кузнец, ох и силища из него прет, ну просто неимоверная! Ростом пониже меня, но широк, кряжист, толсторук, да просто необъятен!.. Вот кого он мне явственно напомнил: покойного Ведди Малого, отца нынешнего маркиза Короны! Тот же рост, та же стать, правда, Ведди Малый был, все же, чуть посуше мясом, чуть пошире в плечах, бугристее мышцами, наверняка гораздо подвижнее сочленениями… и без брюха… Ну, оно и понятно: тот был величайший воин империи, а этот всего лишь деревенский кузнец… Но – все же, все же…
Считается, что сегодня праздник вольный, без чинопочитаний, однако для четверых припоздавшихся держались особые места, за главным столом, возле меня: по правую руку отец Луна, за ним свободное место, которое занял мой домохозяин, а по левую руку – сразу три свободных места подряд, ближайшее из которых по праву занял кузнец.
Пошумели, погудели, притерлись… Наконец, первые ознакомительные церемонии завершились, гости мои расселись по местам, перед каждым уже мясо на досках паром исходит, розоватым жирным соком сочится… Хлеб, зелень, приправы, заедки – все на столе, вперед, братцы!
Непьющие мужчины встречаются по всей империи, да и не сказать, что они редкость, однако обычаи и правила трапез, застолий и разгульных пиров определяют отнюдь не они. И обычаи эти, определяющие – кто, как, где сколько и с кем должен пить, иной раз существенно разнятся от удела к уделу. Так, на северных побережьях пьют не по отдельности, когда вздумается, а дружно, почти весь пир подряд: за богов, за праздник, за хозяйку дома, за тех кто в пути, за уважаемых гостей, за уют в доме, за плодородие земель, за память предков, за благополучие потомков… С непривычки бывает очень тяжко сидеть перед стынущим блюдом и терпеливо ждать, пока очередной болтун выскажется, с кубком в руке, а таких болтунов за пир – не один десяток накапливается. Зато дольше сохраняют трезвую голову… хотя и не все… А в западных уделах, поближе к Океании, обычаи совсем иные: там пьют и едят скоро, поэтому наедаются и напиваются куда быстрее, но – тоже не все и не всегда… Мы же здесь гуляем на восточный образец: выпили по кубку легкого кремового вина (а у меня оно еще и разбавлено вдвое), и плотно взялись за огромного кабана с его восхитительной свитою, общим количеством не меньшею, нежели сам кабан: клубни, корешки, зелень, ящерки маринованные, церапки, рыбки, птеры печеные, грибы, яйца, ягоды – всего завались!. Час выпивки обязательно настанет, но – позже, а пока вино просто прихлебывают небольшими глоточками, только чтобы мясо по глотке шустрее двигалось, ну и для утоления жажды. Гостей в зале с полсотни человек, столы накрыты щедро, можно сказать – ломятся от еды, и гости кушают, в яростной решимости прикончить все съедобное! Нет, они вовсе не с голодного края прибыли, да и сами отнюдь не нищие и не жмоты, но повод, праздник, пища, отличная от домашней повседневной! – вот что важно и приятно для них всех! Сейчас не съешь – нечего будет вспомнить!
– А что, ратник, что-то, я погляжу, винцо твое бледненькое, что ты все туда подливаешь?
Угу. Первый голод утолен, и пора подумать о развлечениях. Толпа любит, когда ее увеселяют, поэтому Кавотя, согласно моему утреннему приказу, расстаралась и добыла музыканта слепца с двумя подручными, он будет на тямитене играть и петь, они на рожках гудеть и подплясывать. Но этого мало, и староста-кузнец, судя по всему, тоже приготовил представление для народа… И я даже догадываюсь, в чем будет суть этого представления, однако не лезу вперед с догадками, предпочитая тихо плыть по течению.
– Я-то? Воду, уважаемый Боро, простую колодезную воду, из расчета: одна мера кремового на одну меру вина.
– Воду? Али ты болен, друг ратник? Али живот не варит, либо вяжет? Так я не хуже отца Луны травки ведаю: выпьешь – пронесет, как ураганом выдует все твои хворости из кишок!
Гости, которые сидели поближе, услышали и рассмеялись. Остальные уже разбились на застольные ватажки и вели свои беседы, пока еще на трезвые головы, тихие, внятные…
– С пищеварением все в порядке, дружище Боро, – немедленно перехожу я на панибратский тон, в ответ на его, кузнеца, добродушную развязность, – но кремовое вино недолюбливаю, а имперское, вишь – скисло во всех бочках. Вот и развожу это пожиже, чтобы сладостью в язык не так отдавало.
– Вон что. – Кузнец удовлетворенно крякнул, поерзал широченным седалищем по просторной лавке, со скрипом повел головой на короткой шее вправо и влево, оглядывая слушателей, и уверенно повел дело дальше. Теперь уже весь главный стол притих, внимая его словам, предвкушая знакомую потеху. – Ну, тогда ясно. А то, думаю, эдакий богатырь, а весь хворый. Сие непорядок. Но до нас дошли слухи, что ты не только имперское любишь? Слышал я, что наш «уголёк» по вкусу тебе пришелся?
Вот мы и до сути дошли. Сегодня мне предстоит состязание на устойчивость к выпивке. Я, хотя и простой человек в данный миг, обычный ратник черная рубашка, но безо всякой волшбы и магии провижу грядущее и готов биться об заклад, сто против одного, что знаю, кто выступит главным соревнующимся против меня.
– Кокушник люблю, но и местный «уголёк» распробовал. Скажу больше, дружище Боро: не хуже он кокушника, ни крепостью, ни вкусом.
Отвечаю так сотрапезнику своему, с добродушной улыбкой на бородатом лице, а сам краем глаза вижу, как у Кавоти от сердца отлегло: боялась она, бедная, что разгневаюсь я на ее болтливость. Да нет… В другой бы раз, под другое настроение, быть может, и разгневался бы, а ныне – напротив, пусть это меня разлечёт.
– Отрадно слышать похвалу местному обычаю из уст высокого гостя. Так, может, это… друг Зиэль, воздадим должное хозяйкиному искусству, да пригубим по паре капель «уголька», чтобы не только этой бурдой надуваться? Мы мужчины – или заморские хлюпики в пустопорожних портках?
В ответ на зычный глас своего старосты пирующие подняли радостный галдеж, в котором не разобрать было ни единого отдельного слова, что, впрочем, не помешало мне понять, что – да, все присутствующие настоящие мужчины и очень любят «уголёк».
